Так же может быть объяснена и ответственность до пределов непреодолимой силы, предусмотренная законодательством для некоторых видов договорных обязательств (например, ответственность профессионального хранителя за утрату или повреждение имущества, сданного на хранение).
В связи с таким пониманием риска возникает одно сомнение, которое надо рассеять. Оно состоит в следующем. Признавая, что, по общему правилу, ответственность несет тот, кто совершил правонарушение, а правонарушение включает в себя в качестве компонентов и вину, и противоправность, не следует ли и риск как допущение наступления вероятностных обстоятельств, не устранимых какими-либо мерами заботливости и внимательности со стороны деятеля, считать специфической, особого рода виной? Это лишь сомнение, ибо, как уже указывалось, чрезмерное расширение рамок понятия вины вообще упраздняет проблему безвиновной ответственности.
Это сомнение возникает и в связи с интересной попыткой В.К. Райхера обосновать выдвинутое им положение, что «виновное причинение вреда уже само по себе есть противоправное (неправомерное) действие» и что поэтому указание на противоправность как на одно из оснований возникновения обязательства из причинения вреда – излишне: это либо неправильно, отмечает В.К. Райхер, либо плеоназм. Поэтому вопреки распространенному мнению, продолжает он, для возникновения деликтного обязательства необходимы не четыре и даже не три, а лишь два условия – причинная связь между действием и вредоносным результатом и вина причинителя вреда.
Обоснование этого вывода покоится у В.К. Райхера на трактовке противоправности (неправомерности) в узком и широком смысле слова. Он исходит из того, что действия, причиняющие вред, можно разделить на три группы: 1) запрещенные законом (противоправность в узком смысле); 2) управомоченные законом на причинение вреда; 3) не запрещенные и не разрешенные законом (противоправность в широком смысле). Ответственность, по мнению В.К. Райхера, возникает вследствие совершения не только действий, запрещенных законом, но и действий, входящих в состав третьей группы. И в том, и в другом случае виновное причинение вреда такими действиями само по себе противоправно.
Следовательно, В.К. Райхером вина понимается как элемент, неотделимый от противоправности в широком смысле слова. Вина сливается с противоправным действием. При таком понимании вины то, что М.М. Агарковым и другими авторами считается правомерной деятельностью, но причиняющей неправомерные последствия – вред другим лицам, может быть квалифицировано как виновное действие.
Это означает, что и деятельность владельца источника повышенной опасности, считающаяся правомерной, но причиняющая вред другим, может быть квалифицирована, если стать на позицию В.К. Райхера, как виновная деятельность. Ведь в этом случае совершаются действия, отнесенные им к третьей группе – не запрещенных и не разрешенных действий. Не снимается ли тем самым различие в условиях возникновения ответственности, предусматривающим ответственность за виновное причинение вреда и за безвиновное его причинение? Нам кажется, что такое различие устраняется и едва ли соответствует закону и практике его применения. Поэтому, несмотря на высказанное выше сомнение (проблема требует дальнейшей разработки), полагаем, что прав все же В.А. Ойгензихт, различающий противоправность как объективное и вину как субъективное основания ответственности и рассматривающий правонарушение вслед за М.М. Агарковым как сложный фактический состав, компонентами которого являются и тот и другой факторы. Но в отличие от традиционного мнения, согласно которому единственным субъективным фактором ответственности является вина, В.А. Ойгензихт обнаруживает и второй субъективный фактор – риск.
Итак, не всякое субъективное основание ответственности – это вина. Вина как психическое состояние, связанное с противоправностью,— безусловное основание уголовной и, как правило, административной и дисциплинарной ответственности, но не обязательно гражданско-правовой. Ответ же на поставленный выше вопрос – в каком отношении находится риск как субъективное основание ответственности с противоправностью – мы видим в том, что есть ряд действий, не запрещенных, но, однако, в силу наступления охарактеризованных выше обстоятельств, нарушающих права других лиц, что закон делать не разрешает. Это не виновная и не противоправная, а правомерная и, как правило, весьма поощряемая деятельность, использующая достижения науки и техники, хотя она и связана с повышенной опасностью для окружающих. Имеются в виду вызванные и при современном состоянии техники неустранимые, непредвиденные, но допускаемые деятелем случайности, которые причиняют вред другим и с этой точки зрения являются противоправными.
В самом деле. Когда владелец автомашины садится за ее руль, он весьма отчетливо осознает ту опасность, которую она представляет для пешеходов, для других средств транспорта. Он отдает себе отчет в том, что возможны неустранимые по его воле несчастные случаи, вызванные движением его автомашины, и что он будет обязан возместить причиненный этим движением вред. Следовательно, субъективное основание ответственности налицо. Владелец автомашины сознательно избрал тот вариант поведения, за нежелательные последствия которого он несет ответственность, хотя вины его нет. Вместе с тем, садясь за руль, он не в состоянии и не обязан принимать какие-либо не предусмотренные технологическим процессом изготовления машины и правилами техники безопасности меры, улучшающие машину, повышающие безопасность движения, устраняющие возможность наступления несчастных случаев. Выполнение таких требований – вне пределов имеющихся у него возможностей. Следовательно, неправильно смешивать любой сознательный поступок с виной.
Гражданскому праву известны и другие случаи безвиновной ответственности, вызванные потребностями экономического оборота на современном уровне его развития, необходимостью обеспечения его устойчивости, задачами, вытекающими из компенсационной, восстановительной функции гражданского права.
Применима ли теория риска как субъективного основания ответственности к обязательственным правоотношениям, предусмотренным при так называемой ответственности за чужую вину?
Гражданско-правовая ответственность в договорных отношениях возникает там, где должник несет риск наступления всех случайностей, которые возникнут в организованной им сфере хозяйственной деятельности. Это имеет место в тех случаях, когда эта сфера охватывает как деятельность самого должника, так и деятельность других, связанных с ним общей хозяйственной целью лиц. Это имеет место тогда, когда обязанности данных лиц и их исполнение служат удовлетворению интересов и осуществлению субъективных прав кредитора – стороны в правоотношении, другим участником которого является должник, организовавший указанную сферу деятельности.
Иначе говоря, речь идет об ответственности должника перед кредитором за действия как третьих лиц, на которые он возложил исполнение обязательства, так и лиц, которые, не имея договорных отношений с кредитором, связаны такими отношениями с должником. Нарушение их обязанностей перед должником лишает последнего возможности исполнить принятую им на себя обязанность перед кредитором.
Это проявляется в торговых поставках, порождающих так называемую договорную цепочку ответственности. Вины у основного поставщика при нарушении обязанностей его поставщиками (например, при непоставке ими комплектующих оборудование деталей или сырья, необходимого для изготовления продукции, предназначенной для кредитора) нет, но ответственность перед заказчиком он несет.
Думается, что здесь надо различать две разные ситуации. Локализация убытков или иное их распределение, осуществляемое планово-регулирующими органами, чьи указания обязательны для сторон, – это не ответственность. Известно, что имеют место случаи такой локализации убытков в виде неуплаченных сумм неустоек, «висящих» на балансе предприятий, работавших в течение года по тем или иным причинам неудовлетворительно.
Выплата таких сумм поставила бы эти предприятия в тяжелое финансовое положение. Обязанность выплаты этих сумм по решению компетентного органа государственной власти аннулируется, и, следовательно, они не будут получены кредитором. То же происходит при напрасно понесенных затратах на капитальное строительство при консервации уже произведенных работ.
Ясно, что в этих случаях не приходится говорить об ответственности. Действует принцип: убытки несет тот, кто их понес, если иное не указано в планово-регулирующем акте.
Очевидно, также и при наличии отношений, возникающих из «договорной цепочки», и в случае, предусмотренном гражданским законодательством, можно встретиться с той же ситуацией. И в этом случае компетентным органом происшедшие от неисполнения убытки могут быть локализованы на том, кто их понес, или возложены на другую сторону.
Но положение, как нам представляется, изменяется тогда, когда в организованной должником хозяйственной сфере происходят не могущие быть вмененными ему в вину обстоятельства (неисполнение обязанности, возложенной на третье лицо, при «договорной цепочке», т.е. на кооперированную и связанную с ним договором другую организацию).
Не следует ли признать, что в этом случае, т.е. когда последствия неисполнения принятого должником обязательства должны рассматриваться по нормам общей части обязательственного права, надо исходить из того, что должник принял на себя риск непредвиденных им последствий и должен нести ответственность и при отсутствии вины?
Отвлекаясь от разногласий, отождествляющими ответственность с обязательством, возникшим вследствие виновного или основанного на риске противоправного причинения вреда, рассмотрим те аргументы и выводы, к которым пришел М.М. Агарков в своем анализе ч. 2 ст. 119 ГК 1922 г., основная идея которой воспроизведена в ст. 38 Основ гражданского законодательства. Эти выводы разделяются и по настоящее время большинством цивилистов.
В этом случае принято считать, что устанавливается ответственность должника по договору за «чужую вину» при отсутствии вины самого должника. М.М. Агарков отверг теории буржуазных юристов, имевших своей целью теоретически обосновать и объяснить такую ответственность. Некоторые теории при этом исходят из того, что ответственность должника за третье лицо – исполнителя – это ответственность должника за собственную вину (за ненадлежащий выбор исполнителя, ненадлежащую организацию его деятельности); либо, что такая ответственность подобна ответственности представляемого за действия своего представителя; либо, наконец, что в этом случае налицо ответственность должника, за тот риск, который он берет на себя, возложив исполнение обязательства на третье лицо.
По мнению М.М. Агаркова, ни одно из этих решений не может быть признано удовлетворительным: одни необоснованно расширяют понятие вины, вменяя должнику в вину то поведение, которое виновным считать нельзя; другие неосновательно расширяют понятия представительства. Не удовлетворяет М.М. Агаркова и идея риска, потому что риск (трактуемый им как невыгодные последствия) распространяется не только на должника, но нередко и на кредитора.
М.М. Агарков считает, что надо найти либо новый юридический принцип, объясняющий ответственность стороны в договоре за вину третьего лица, либо ответ на вопрос должен быть сведен к уже признанному принципу права. Он и приходит к выводу, что тaким принципом и для рассматриваемого случая является принцип вины, но вины не должника, а третьего лица, на которое было возложено исполнение обязательства, ибо в порядке регресса должник получит от последнего то, что было уплачено кредитору. «...Ответственность должника за вину исполнителя,— заключает М.М. Агарков,— является юридико-техническим способом осуществления принципа, по которому вина должна, хотя бы в конечном счете, привести к возмещению виновным причиненного им ущерба».
Последствия, возложенные на должника гражданско-правовой ответственностью еще не являются. Должник, лишь принимает на себя перед кредитором обязанность возместить последнему причинённые третьим лицом убытки и (или) выплатить (при наличии вины исполнителя – третьего лица) неустойку. Поскольку же возмещение убытков является не ответственностью, а исполнением принятой на себя обязанности, должник не может освободиться от этой связанности, ссылаясь на отсутствие вины с его стороны, ибо указанная обязанность установлена законом. Верно, что обязанность должника возместить убытки – это еще не ответственность, а обязательство. Ответственность наступит тогда, когда это обязательство не будет добровольно исполнено.
Верно, что в конечном счете отвечает виновное лицо. Но оно несёт ответственность, вытекающую из другого обязательственного правоотношения, возникающего из договора или административного подчинения, связывающего исполнителя либо с должником, либо с кредитором, т.е. со сторонами договора, участником которого исполнитель не является. Поэтому аргумент, выдвинутый М.М. Агарковым и поддержанный большинством правоведов, что ответственность должника за чужую вину – это юридико-технический способ осуществления принципа вины, нам представляется неубедительным. Разве здесь дело заключается в технике? Если это техника, то почему же сразу в законе не указать, что ответственность за исполнение обязательства несет виновное третье лицо. Между тем ГК РФ предусматривает такую ответственность только в случаях, определенных законом, но не в виде общего правила. Что такое юридическая техника – на этот вопрос наша литература еще не получила четкого ответа. Там, где речь идет о праве, налицо права и обязанности не условные, а реальные.
Не следует искать вины там, где ее нет, что не надо прибегать в этих случаях к презумпции вины и что поэтому нельзя строить ответственность должника за чужую вину на презюмированной вине должника.
Действительно, вины должника нет, но субъективная основа этой ответственности, не сводящаяся к вине, есть. Представляется, что возражения против теории риска как основания ответственности недостаточно убедительны. Но разве риск в том его понимании, которое было раскрыто выше, обязательно состоит в создании должником обстановки, при которой возможны виновные действия исполнителя? Разумеется, нет. Должник знает, что исполнитель (третье лицо) может нарушить обязательство, допускает возможность неисполнения связанных с ним невыгодных последствий и принимает на себя ответственность за это. А вынужден он поступать так, потому что современный экономический оборот не может развиваться только в соответствии с принципом: кто подписал договор, тот его и исполняет. Поэтому развитие имущественных отношений, связанных с использованием товарно-денежной формы, дополнило старый принцип вины новым началом гражданско-правовой ответственности.
В современных условиях, когда основными участниками имущественного оборота являются юридические лица – предприятия и иные хозяйственные организации, сотрудничество между которыми опосредствовано сложными хозяйственными связями, вытекающими из взаимной кооперации, весьма затруднительно обосновать их ответственность за неисполнение договорных обязательств только на принципе вины.
Не только в специальной экономической и юридической литературе, но и в широкой прессе, как уже было сказано выше, много внимания уделяется выяснению причин нарушения договорной дисциплины и поискам средств преодоления этих нарушений. Презумпция вины в хозяйственном договоре за неисполнение принятых на себя стороной обязательств, например за срыв поставок, может быть опровергнута многочисленными ссылками на реальные факты: на допущенные вышестоящими органами ошибки в планировании; на недостаточность для выполнения плановых заданий выделенных для этого сырьевых и иных фондов; на то, что не выполнены договорные обязанности перед должником его смежниками при кооперированных поставках; на недостаток вагонов и иных транспортных средств, необходимых для перевозки грузов; на нарушение иных обязанностей перед клиентурой транспортных организаций, несущих, как известно, за это ограниченную ответственность, и т.д. и т.п.
Но если неисполнение договорных обязанностей вызвано даже внутренними причинами, т.е. недостатками в организации нормального процесса производственной и иной хозяйственной деятельности в самом предприятии, то и в этих случаях не так просто обнаружить конкретных виновников—должностных лиц, иных работников, чья вина – это вина предприятия как юридического лица.
Несомненным достижением новой кодификации гражданского права явилось правило о том, что организация обязана возместить вред, причиненный по вине ее работников при исполнении ими своих трудовых (служебных) обязанностей.
Нередко вина конкретных работников не может быть обнаружена или ее можно опровергнуть, а следовательно, и опровергнуть вину юридического лица. Правда, в литературе предприняты плодотворные попытки доказать, что вина предприятия формируется не как сумма умышленных или небрежных действий отдельных работников, ибо при взаимосвязанности всех производственных и иных трудовых процессов найти конкретного виновника зачастую не представляется возможным, а как некое выражение недостаточной организованности и слаженности в деятельности всего трудового коллектива.
В основе этого объяснения природы вины предприятия, иной организации, являющейся юридическим лицом, лежит учение о формировании воли коллективного образования, не сводящейся к простой сумме индивидуальных воль. Деятельность юридического лица, хотя и складывается из волевых актов его работников, выступает вовне как деятельность единого организованного коллектива. Это новое качество, отличающееся от своих слагаемых. Юридическое лицо, будучи самостоятельным субъектом права, не только организует определенную деятельность, но и осуществляет ее через свои органы, рабочих и служащих, силами всего трудового коллектива. «Организованная деятельность юридического лица представляет собой силу более эффективную, чем простая совокупность сил, составляющих ее». Отсюда вывод, что юридическое лицо отвечает не только за вред, вытекающий из неисполнения обязанности правильной организации его деятельности, но и за вред, вытекающий из этой деятельности.
В литературе была высказана и иная точка зрения, а именно, что ответственность юридического лица основывается на допущении его органом вины в подборе работников и в недостаточной организации и руководстве их деятельностью (culpa in eligendo et in custodiendo). В последнее время эта старая конструкция воскрешена и защищается И.Н. Петровым. Но эта точка зрения вступает в неустранимое противоречие между теоретическим обоснованием ответственности, согласно которому нет вины юридического лица, а имеется вина органа, и практическими выводами: ведь ответственность несет юридическое лицо, как таковое. Главный недостаток этой концепции в недооценке процесса образования коллективной воли, точнее, в ее непризнании, в отрицании ее реальности.
Вовсе не обязательно, чтобы гражданско-правовые сделки, заключаемые органом юридического лица, предварительно одобрялись коллективом его работников, что лишь такое одобрение явилось бы доказательством участия коллектива в волеобразовании и волеизъявлении юридического лица со всеми вытекающими отсюда последствиями, связанными с виной и его ответственностью. Разумеется, желательно, чтобы интерес предприятия как организованного коллектива работников во главе с руководителем (он одновременно и должностное лицо государства, и руководитель коллектива – его член), опосредуемый (объективируемый) производственно-хозяйственной деятельностью коллектива, выражался бы более отчетливо, чем это имеет место в настоящее время. Необходимо дальнейшее расширение участия трудящихся в управлении социалистическим производством, расширение социалистической демократии в сфере хозяйствования. Но и те формы такого участия, которые уже имеются и действуют в условиях социалистического строя, при отсутствии антагонистических противоречий между интересами государства, отдельных коллективов и личности, уже являются сочетающимися с интересами общества формами объективации интереса и воли трудовых коллективов.
Недооценка этого обстоятельства ведет к недооценке реальности товарно-денежных отношений на дачном этапе развития социалистического хозяйствования. Гражданско-правовая ответственность хозорганов станет эффективным средством укрепления договорной дисциплины и стимулом к устранению правонарушений тогда, когда будет достигнута такая степень их хозрасчетной самостоятельности, сочетаемой с централизованным планированием по основным показателям, которая реально укрепит их заинтересованность в результатах хозяйствования. Поэтому ответственность юридического лица не может быть подменена персональной ответственностью ни его работников, ни его руководителей.
Всё сказанное не означает, что презумпция вины в гражданском праве станет неопровержимой презумпцией.
Оценивая реальное состояние сложных взаимоотношений участников современного гражданского оборота, в целях обеспечения необходимой дисциплины в деятельности этих участников, в определенных случаях необходимо опереться на принцип риска как субъективного основания ответственности. Это не устраняет ленинского указания на то, что при нарушении обязанностей надо найти виновных. Под виновными здесь имелись в виду конкретные должностные лица, работники, а не организации. Виновные, если они будут обнаружены, должны быть наказаны в соответствии с требованиями трудового, административного и уголовного законодательства, что, к сожалению, далеко не всегда случается.
В порядке регресса в соответствии с основным принципом ответственности (принципом вины) должник может взыскать убытки, причиненные ему неисполнением обязательства третьим лицом (если позволит ему это сделать уровень кредитоспособности последнего). Но это другая линия отношений, не затрагивающая отношений должника и кредитора по договору. Нормальное развитие народного хозяйства, поскольку оно может поддерживаться и обеспечиваться юридическими средствами, невозможно в настоящее время без того, чтобы участники имущественного оборота, вступая в разнообразные хозяйственные отношения с другими его участниками, не учитывали возможности наступления непредвиденных, но «вероятностных» обстоятельств, невыгодные последствия которых они вынуждены принять на себя.
Мы не затрагиваем здесь проблему хозрасчетных и иных экономических рычагов, в особенности принципа материального стимулирования в деятельности трудовых коллективов и отдельных его членов. Надлежащее использование этих рычагов и стимулов содействовало бы укреплению договорной дисциплины. А такое укрепление повело бы к сокращению числа указанных «вероятностных обстоятельств», которые, если руководствоваться принципом риска, должны быть вменены участникам хозяйственных отношений.
Расширение субъективных оснований ответственности за нарушение обязанностей, возникающих из хозяйственных договоров, принесет положительные результаты лишь в том случае, если будет установлена опирающаяся на те же основания надлежащая ответственность вышестоящих компетентных планово-регулирующих органов за ошибки и просчеты в планировании, за невыполнение ими иных обязанностей, направленных на создание предусмотренных законом необходимых условий для оперативно-хозяйственной деятельности подчиненных им предприятий и организаций. На эту тему многое было сказано на протяжении последних десяти лет в экономической, юридической, в публицистической литературе, на различных научных и практических совещаниях и давно уже сформулированы предложения, реализация которых позволила бы создать более прочные предпосылки и условия для завершения и дальнейшего углубления хозяйственной реформы.
Если у многих юристов возникает сомнение в том, можно ли безвиновную ответственность считать ответственностью, то еще больше сомнений такого рода имеется по поводу обязательств, направленных на возмещение ущерба, вызванного действием непреодолимой силы, в тех случаях, когда закон такую обязанность возлагает на владельца источника повышенной опасности, подвергшегося этому действию. Те, кто связывает ответственность с виной, отрицают ответственность в этом случае. Например, с точки зрения О.А. Красавчикова, речь идет лишь об установленном законом порядке распределения убытков, о страховой природе этих отношений.
Но некоторые юристы (например, О.С. Иоффе) считают, что обязанность возместить ущерб, причиненный безвиновно (даже при действии непреодолимой силы), все же оказывает стимулирующее влияние на причинителя – мобилизует его к изысканию и введению в сфере его деятельности новых средств, способствующих если не устранению, то смягчению и сокращению проявлений непреодолимой силы. Иными словами, такая обязанности связана с воздействием на сознание и волю причинителя вреда и поэтому является ответственностью. Такова, например, ответственность воздушно-транспортного предприятия за смерть, увечье или иной личный вред, причиненный пассажиру при старте, полете или посадке самолета (а также при посадке и высадке пассажиров), под действием непреодолимой силы.
С точки зрения предложенной нами концепции юридической ответственности как опосредствованного государственным принуждением исполнения обязанности следует в этом случае говорить об обязанности воздушно-транспортного предприятия возместить возникший при указанных обстоятельствах вред. При неисполнении добровольно этой обязанности она исполняется в порядке ответственности – принудительно. И поэтому нет никаких сомнений в том, что здесь налицо такая же ответственность, какая возникает и при неисполнении (виновном или случайном) других обязательств. Что же касается субъективного основания этой ответственности, предложенного рядом авторов, го, как нам представляется, указание на то, что такая ответственность стимулирует принятие мер по предотвращению явлений непреодолимой силы, равно как и повышение техники безопасности, едва ли соответствует действительному положению вещей. Разумеется, техника безопасности по мере развития науки и техники прогрессирует, но не потому, что на этот прогресс оказывает влияние угроза ответственности за причиненный невиновно вред, а потому что развивается наука, ее практическое применение в жизни, совершенствуются производительные силы.
Мы не останавливаемся на том, что непреодолимая сила, будучи внешним, чрезвычайным и непредотвратимым при данной обстановке событием, не сводится лишь к стихийным явлениям. Она может быть и общественным явлением (связанным, например, с военными обстоятельствами). Едва ли угроза возмещения вреда может в какой-либо степени стимулировать отдельную организацию или отдельного гражданина, субъекта ответственности к ослаблению этого явления.
Стимулирующую роль правовосстановительная ответственность играет в деле поддержания правопорядка и охраны субъективных прав граждан и организаций, но не столько путем воздействия на имущественную сферу нарушителя, сколько самим актом государственного принуждения и тем самым государственного осуждения лица, добровольно не исполнившего своей обязанности.
Субъективное основание ответственности воздушно-транспортного предприятия за вред, причиненный при соприкосновении с непреодолимой силой, следует, на наш взгляд, усматривать в следующем. Владелец, эксплуатирующий это предприятие, сознает, что его правомерная деятельность, обеспечивающая при данном уровне техники безопасность полета, может быть осложнена явлениями непреодолимой силы, которые на современном этапе развития науки и техники неустранимы, и он принимает на себя обязанность возместить имущественный вред за печальные последствит аварии Короче, здесь тот же принцип риска как основания возникновения имущественной ответственности.
В заключение необходимо отметить следующее. Принцип вины как субъективное основание юридической ответственности явился более прогрессивным и гуманным принципом, чем принцип ответственности за нарушение обязанности независимо от вины. Исторически принцип безвиновного причинения предшествовал принципу виновного причинения. Однако известно, что английское право в регулировании имущественного оборота длительное время знало лишь безвиновную ответственность, рассматривая принятие на себя должником обязанности как гарантию, обеспечивающую кредитору безусловное удовлетворение его требований. По существу эта ответственность основывалась на принятии риска. Как уже отмечено, в условиях современного убыстряющегося и усложняющегося экономического оборота все больше приходится считаться с принципом риска, постепенно вытесняющим принцип ответственности за вину даже в международных гражданско-правовых соглашениях и конвенциях.
Использование автоматизированных систем управления, основанных на применении электронно-вычислительных машин, получение от вычислительных центров быстрой, точной и безошибочной информации позволит установить и охватить все субъективные и объективные факторы, определяющие достижение производственного и экономического результата. По мнению И.С. Самощенко и А.Б. Венгерова, в связи с этим создаются достаточные основания предположить, что «юридическая ответственность в новых условиях еще более гуманизируется (можно будет точнее оценивать ссылку на «объективные условия»), ответственность станет более индивидуальной (лучше будет видно, кто именно допустил нарушение) и еще более «виновной» (возможно будет всесторонне учесть все факторы, характеризующие психическую позицию личности в момент совершения противоправного действия)».
Дальнейшее развитие АСУ покажет, насколько это предположение явится верным. Необходимо, однако, отметить, что ответственность за ошибки ЭВМ могут и должны нести те органы, которые выпускают необходимую информацию, перед теми организациями, которые принимают на основе этой информации решения, а последние отвечают за исполнение основанных на этих решениях обязательств перед своими контрагентами. А с этим, как нам представляется, по-прежнему связана определенная идея риска, которую вынужден будет принять на себя должник по основному обязательству.
Обязанность возмещения вреда возникает независимо от того, правомерно или неправомерно действие владельца источника повышенной опасности, но у него сомнение в том, что эта обязанность имеет характер гражданско-правовой ответственности. Однако последствия этой деятельности, поскольку речь идет о нарушении субъективного права другого лица, неправомерны. Кроме того, автор допускает обычную, с нашей точки зрения, ошибку, смешивая обязанность возмещения вреда с ответственностью, возникающей лишь тогда, когда эта обязанность не будет исполнена добровольно.
Вместе с тем неправильно требовать, чтобы каждый, поступающий виновно, осознавал свою вину.
На основании того же принципа риска возникает обязательство (ответственность) организации, для которой хранение является одной из целей деятельности, возместить ущерб за случайные утрату, недостачу или повреждение имущества (ст. 427 ГК).
Отметим также, что теория риска как основания ответственности смыкается и с идеей представительства, понимаемого широко как замещение третьим лицом должника при исполнении обязательства. Ведь его исполнение – это тоже цепь сделок. Полномочие же на их совершение третьим лицом вытекает из заключенного договора.
Сказанное не означает, что в договорно-обязательственных отношениях вообще надо отказаться от принципа вины и перейти на рельсы ответственности за неисполнение обязанности вне зависимости от вины должника.
Похожие рефераты:
- Ответственность в гражданском праве за чужую вину: проблемы и пути их решения
Так же может быть объяснена и ответственность до пределов непреодолимой силы, предусмотренная законодательством для некоторых видов договорных обязательств (например, ответственность профессиональн...-
Вопросы правоприменительной практики ответственности в гражданском праве за чужую вину
Схема оспариваемых процессов и его фигуранты
Иск № 1 и Иск №2
На основании изложенного в брокерском и агентском договорах и расчетов, руководствуясь ст.ст. 309,310,425,1005,10...- Ответственность за чужую вину по брокерскому договору
Права и обязанности по заключаемым брокером договорам несет страховщик – брокер не является стороной договора страхования и никакой материальной ответственности за неисполнение сторонами обяз...- Ответственность за чужую вину по договору страхования риска непогашения кредита
На основании разработанных правил страховщики заключают с компаниями договоры добровольного страхования ответственности заемщиков за непогашение кредитов. Объектом страхования является ответственно...- Ответственность за чужую вину по трудовому договору и за вред, причиненный должностными лицами, при использовании служебного положения
По мнению автора, работодатель, нарушивший личные неимущественные права работника, несет именно гражданскую ответственность, а не материальную. Поскольку личные неимущественные права, которые могут...
|
Дипломные работы 
